Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ-РФФИ

в рамках проекта проведения научных исследований № 15-03-00624

«Источниковедение истории государства и права России (1917 - 1990-е гг.)».

Сложившаяся в 1917 – середине 1980-х гг. в РСФСР – СССР система управления обществом и нормирования общественных отношений представляла своеобразный и по своему уникальный механизм, в котором в принятии идеологических, политических и управленческих решений доминировала коммунистическая партия, а государство занималось их правовым оформлением и реализацией. В указанный период были определены, отработаны и модернизированы средства внедрения в общественное сознание и использование в нормативном регулировании идеологических установок лидеров и высших руководящих органов коммунистической партии. В рамках данной публикации обратимся к средствам обеспечения идеологической определенности советского права, которыми выступали пролетарская партийность, пролетарское право, пролетарское правосознание.

Идеология в формировании и развитии советского социалистической государственности и права выступала качестве основополагающего начала в определении сущности, принципов, организации и содержания правотворчества. Марксистко-ленинские идеологический установки, программные документы и партийные документы СДРП(б)-РКП(б) стали идейной основой первых правовых актов Советского государства после Октябрьской революции 1917 г. Они определили контуры государственности и нормативного регулирования, подчиненные главной идее – установлению диктатуры пролетариата. В.И. Ленин, выступая к качестве теоретика и практика государственного и правового строительства, заложил идеологические основы советской государственно-правовой системы[1]. Характерно, что приоритет партийных документов при отмене действия законов «старого строя» был обозначен в первом Декрете о суде от 22 ноября (5 декабря) 1917 г., в котором отмененным признаются не только законы, противоречащие декретам советской власти, но и «программам-минимум Российской социал-демократической партии и партии социалистов революционеров»[2].

С начала 1920-х гг. в условиях перехода от «диктатуры пролетариата» к «диктатуре партии» Советское государство все более становилось и в 1930-е гг. стало своеобразной внешней официальной «оболочкой» высшего партийного управления и регулирования отношений в советском обществе. Это привело к тому, что главенствующую роль в механизмах определения идеологических начал советского социалистического права играла коммунистическая партия. РКП(б)-ВКП(б)-КПСС практически осуществляла всю полноту государственной власти, хотя формально-юридически и официально она закреплялась за Советским государством. Партийные акты различного характера являлись идеологическими и политическими источниками права, что позволило в конце 1970-х гг. С.С. Алексееву вполне обосновано констатировать – «Социалистическое право – такой функционально-связующий компонент политической организации, который̆ в единстве с функционированием государства органически сопряжен с руководящей деятельностью Коммунистической̆ партии. Именно в законах, в юридических нормах находит непосредственное (точнее, наиболее непосредственное после программных документов партии, партийных решений, директив и других руководящих партийных документов) и в то же время осуществляемое через советские органы общегосударственное воплощение партийной̆ политики, выражающей коренные интересы советского народа, глубинные потребности социалистического общества»[3].

Пролетарская партийность как средство обеспечения идеологической определенности советского права играла определяющую роль в формировании общемировоззренческих установок относительно содержания правового регулирования, а также выступала основополагающим началом и требованием в механизмах обеспечения единства идеологического и регулятивного в нормативном воздействии на общественные отношения в процессе переустройства общества на новых мировоззренческих началах. Первоначально сформулированное в работах В.И. Ленина понятие «партийность» означало идейную направленность мировоззрения в обществе, взглядов и поведения людей с позиций определенных интересов классов. Ленин связывал пролетарскую партийность с «революционных сознанием и убежденностью» как одного из идеологических и политических средств обеспечения реализации идей диктатуры пролетариата как основы государственной власти и правового регулирования.

Пролетарская партийность по мере монополизации РКП(б)-ВКП(б) политики, идеологии, государственного управления и правового регулирования под своим «руководящим» началом и становления единой партийно-государственной системы в СССР приобрела инструментальный характер. Она стала средством внедрения в мировоззрения населения идеологических установок, которые провозглашали в своих выступлениях и статьях лидеры партии и закрепляли решения высших органов партии. Партийные, советские и общественные организации, печать, литература, репрессивные структуры должны были обеспечивать укоренение в общественном сознании и социальных практики марксистско-ленинско-сталинского учения, его  интерпретаций в партийных программах, постановлениях съездов и пленумов и решениях по текущим вопросам жизнедеятельности страны. Посредством реализации требований «партийности» РКП(б)-ВКП(б)-КПСС до середины 1980-х гг. обеспечивались господство марксистско-ленинской (на определенной этапе доминирующей сталинской) идеологии во всех сферах жизнедеятельности советского общества. Партийность выступала и в качестве оценочного индикатора.

Принцип партийности, хотя он и не закреплялся в законодательстве, в правотворчестве и правовом регулировании являлся руководящим началом в определении содержания права. Это было связано с тем, как отмечал в 1972 г. С.С. Алексеев, что «общие социально-политические принципы социалистического права – это принципы социализма». В числе последних он выделял ряд начал – социально-экономические, политические, идеологические, политико-национальные, нравственные. Идеологическими началами выступали «господство марксистско-ленинской идеологии» и «руководящая роль Коммунистической партии»[4]. Реализация принципа партийности обеспечивал закрепление в советском праве идеологических постулатов и политических решений лидеров и руководящих органов коммунистической̆ партии. При этом партийность выступала и в качестве оценочного индикатора соответствия готовящихся к принятию законодательных актов решению стратегических текущих задач социалистического строительства.

Пролетарское право выступало как средство закрепления идеологической определенности в правовом регулировании и обеспечивало нормативное закрепление идей и инструментов установления и реализации диктатуры пролетариата. Правовые установления старой власти отменялись и «на месте сметенного в мусорную корзину истории буржуазного права пролетариат стал строить новое здание революционного права и в первые же дни советской власти заложил прочные и незыблемые основы, крепкий железобетонный фундамент для новой юридической надстройки», – писал Д.И. Курский в 1919 г. в статье «Пролетарское право»[5].

Тем не менее, в обществе уже витали вопросы политико-идеологического характера о сущности нового государства и права. Н.В. Крыленко подчеркивал – «Первый предрассудок, с которым пришлось бороться Ленину при проведении и обосновании революционного права и закона, был предрассудок о "правовом" и "неправовом" характере революционного правотворчества, происхождении революционной власти и революционного права идеи, о праве, революционного права именоваться "правом"». И здесь был найден выход для отрицания сложившегося в России понимания права с отражением в определенных формах – законах и юридическая наука не признавала источники «революционного права», « отрицала за ним само понятие права, поскольку никакой законной санкции эти "самочинные" акты революционных масс не имели». Крыленко достаточно красноречиво описал как Ленин перенес «центр тяжести с формальных установленных буржуазной наукой признаков, определяющий право, в живой исторический процесс революционного правотворчества масс». Он подчеркивал – «Революционная законность, учил Ленин, есть законность революции. Она теснейшим образом связана с революцией, порождается революцией и в то же время выражает революцию, оформляет общественные отношения, создаваемые революцией. Источником революционной законности является поэтому только революция, никаких других источников революционного права быть не может. Вот почему в момент своего возникновения никакими формальными признаками революционное правотворчество связано быть не может и ни в каких внешних санкциях оно поэтому не нуждается»[6].

«Юридическая надстройка» нового строя строилось на базе идей марксизма, идеологических установок и политических решений партийных вождей, программных документов и решений руководящих органов РСДРП-РКП(б). На этой основе первые законодательные акты советской власти определили основные направления государственной политики и управления, а Конституция РСФСР 1918 г. закрепила конструкцию организации власти в условиях осуществления диктатуры пролетариата. К началу 1920-х гг., как отмечает Н.В. Крыленко, были установлены «основные принципы советской конституции и пролетарского государства в той его части, в которой государство и конституция являются выражением классового господства и принуждения, направленного против всех остальных классов»[7].

В основу формирующегося «пролетарского права» был положен классовый и нормативный подходы. «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 г. прямо закрепили классовый характер права: «Право – это система (порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной его силой»[8]. Право провозглашалось как воля победивших в революции трудящихся во главе с рабочим классом, которая была возведена в закон, представляла систему общеобязательных и гарантированных пролетарским государством норм и являлась классовым регулятором общественных отношений. При этом право выполняло как идеологическую функцию – стало одним из главных средств трансляции в партийно-мировоззренческих установок и политических ориентиров в общество, так и носило политико-инструментальный характер – являлось орудием установления и осуществления диктатуры пролетариата, обеспечивало классовый порядок. В.И. Ленин не случайно подчеркивал, что «закон есть мера политическая, есть политика»[9].

Политическое и идеологическое влияние РКП(б)-ВКП(б)-КПСС на развитие пролетарского, а затем советского социалистического права нормативно базировалась на постепенном усилении закрепления роли партии в политической и государственной организации осуществления властных полномочий. И если Конституция РСФСР 1918 г. лишь переводила на язык права идеологическое позиции РСДРП-РКП(б) относительно организации государственной̆ власти и правового регулирования, то Конституция СССР 1936 г. позиционировала ВКП(б) как «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных»[10]. Конституция СССР 1977 г. определяла более конкретное положение коммунистической партии в политической организации советского общества и определении идеологических основ и политических решений в развитии страны – «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма. Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР»[11]. И хотя  все советские конституции выводили РКП(б)-ВКП(б)-КПСС за рамки законотворческого процесса, центром формирования идеологии и принятия всех основных политических, управленческих и законодательных решений являлось Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС, которое руководило всей централизованной системой политического и государственного управления в РСФСР-СССР с политическим и личностным доминированием генерального секретаря ЦК.

Специфика сложившегося и функционировавшего в СССР в 1920-1980-е гг. системы партийно-государственного управления и правотворчества и выступала основой̆ единства идеологических и регулятивных начал в формировании и развитии советского права. Сложившуюся практику доминирующего значения партийных решений политико-идеологического характера в правовом регулировании в СССР весьма четко еще в 1977 г. охарактеризовал С.С. Алексеев, подчеркивая, что «важнейшие законодательные акты Советского государства разрабатываются и принимаются в соответствии с решениями КПСС, ее центральных органов – съездов, Пленумов ЦК, Политбюро. При этом отчетливо просматривается «цепочка» политических актов, которая воплощает руководящую роль КПСС в указанной области. Сначала – решение или иное руководящее положение в партийном документе, затем – общее, часто совместное ЦК КПСС и Совета Министров СССР, партийно-государственное нормативное решение по соответствующему вопросу и, наконец, конкретный̆ нормативный акт государственного органа, а нередко — комплекс актов»[12].

Пролетарское правосознание стало весьма действенной опорой для закрепления в общественном сознании и реализации в практике осуществления диктатуры пролетариата политико-идеологических установок партийной и советской власти. Необходимость формирования правосознания трудящихся во многом была связана с отрицанием какой-либо ценности права «старого строя» и требованием «замещения» его нормами «пролетарского права». Но последнее находилось в стадии формирования и не могло сразу же охватить регулирование отношений в условиях диктатуры пролетариата и потребовалось хотя бы формально установить оценочный критерий для применения в решении дел в различных органах правовых предписаний свергнутой власти.

Выход был найден соответствующий классово-нормативному пониманию сущности пролетарского права и ленинской формуле «революционной целесообразности – «Польза революции, польза рабочего класса – вот высший закон»[13]. Изданный 22 ноября (5 декабря) 1917 г. первый Декрет о суде определял – «Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию»[14]. Характерно, что указанное выше положение о руководстве судьями «революционным правосознанием» при решении дел В.И. Ленин перенес в проект программы РКП(б) в «Отменив законы свергнутых правительств, партия дает выбранным советскими избирателями судьям лозунг – осуществлять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты его, руководствоваться социалистическим правосознанием, отметая законы свергнутых правительств»[15]. В несколько скорректированной редакции данное положение вошло п. 11 Программы РКП(б), принятой съездом партии 18-23 марта 1919 г.

Тем самым суд (и не только суд) мог признавать законы, которые служат интересам революции, действующими или сам мог «творить» право при рассмотрении дел и принятии решений. В.С. Нерсесянц справедливо по этому поводу подчеркивал – «Классовое насилие, пропущенное через фильтр "революционной совести и революционного правосознания", выступает здесь непосредственно как классовое, революционное правотворчество. Акцент в таком правопонимании с права переносится на деятельность различных учреждений диктатуры пролетариата: то, что они установят и решат, это и есть новое (революционное, пролетарское) право, новый правопорядок».[16].

Сама партийная и государственная власть допускали и даже нормативно закрепляли отступление от требований пролетарского права в интересах «революции». В ноябре 1918 г. В.И. Ленин сделал набросок тезисов документа о законности и обозначил положение – «Экстренные меры войны с контрреволюцией не должны ограничиваться законами»[17]. На этой основе VI Всероссийский чрезвычайном съезд Советов 8 ноябрь 1918 г. принял постановление «О точном соблюдении законов», которое констатировало – «За год революционной борьбы рабочий класс России выработал основы законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, точное соблюдение которых необходимо для дальнейшего развития и укрепления власти рабочих и крестьян в России» и призвало «всех граждан Республики, все органы и всех должностных лиц Советской власти к строжайшему соблюдению законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, изданных и издаваемых центральной властью постановлений, положений и распоряжений». Этим же постановлением отмечалось, что «непрекращающиеся попытки контрреволюционных заговоров и война, навязанная империалистами рабочим и крестьянам России, делают в некоторых случаях неизбежным принятие экстренных мер, непредусмотренных в действующем законодательстве или отступающих от него» и установило разрешения на такие отступления – «Впредь установить, что меры, отступающие от законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики или выходящие за их пределы, допустимы лишь в том случае, если они вызваны экстренными условиями гражданской войны и борьбы с контрреволюцией»[18]. Да и практика деятельности Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС показывает, что и оно само творило «пролетарское право» и принимала решения на основе «революционной совести», которые государственным органам оставалось лишь облечь в форму «узаконения», а судам оформить в виде «приговора». 

Итак, в 1917 – середине 1980-х гг. в РСФСР – СССР лидеры и центральные органы ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС прочно обеспечивали идеологическую определенность советского права, используя его как политико-управленческий инструмент диктатуры пролетариата, а затем социалистического строительства.